Неточные совпадения
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла
в постель. Ей всею душой было жалко Анну
в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью,
в каком-то новом сиянии возникали
в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его
провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Несмотря, однако ж, на такую размолвку, гость и хозяин поужинали вместе, хотя на этот раз не стояло на столе никаких вин с затейливыми именами. Торчала одна только бутылка с каким-то кипрским, которое было то, что называют кислятина во всех отношениях. После ужина Ноздрев сказал Чичикову,
отведя его
в боковую комнату, где была приготовлена для него
постель...
Заметив, что Владимир скрылся,
Онегин, скукой вновь гоним,
Близ Ольги
в думу погрузился,
Довольный мщением своим.
За ним и Оленька зевала,
Глазами Ленского искала,
И бесконечный котильон
Ее томил, как тяжкий сон.
Но кончен он. Идут за ужин.
Постели стелют; для гостей
Ночлег
отводят от сеней
До самой девичьи. Всем нужен
Покойный сон. Онегин мой
Один уехал спать домой.
Замолчали, прислушиваясь. Клим стоял у буфета, крепко вытирая руки платком. Лидия сидела неподвижно, упорно глядя на золотое копьецо свечи. Мелкие мысли одолевали Клима. «Доктор говорил с Лидией почтительно, как с дамой. Это, конечно, потому, что Варавка играет
в городе все более видную роль. Снова
в городе начнут говорить о ней, как говорили о детском ее романе с Туробоевым. Неприятно, что Макарова уложили на мою
постель. Лучше бы
отвести его на чердак. И ему спокойней».
— Всеволод Павлович, — вам готова комната, Валентин —
проводи!
В антресоли. Тебе, Клим Иванович, здесь
постелют.
Изредка и как будто насильно она
отводила взгляд на свою
постель, там, вверх грудью, лежал Диомидов, высоко подняв брови, глядя
в потолок.
Самгин насторожился;
в словах ее было что-то умненькое. Неужели и она будет философствовать
в постели, как Лидия, или
заведет какие-нибудь деловые разговоры, подобно Варваре? Упрека
в ее беззвучных словах он не слышал и не мог видеть, с каким лицом она говорит. Она очень растрогала его нежностью, ему казалось, что таких ласк он еще не испытывал, и у него было желание сказать ей особенные слова благодарности. Но слов таких не находилось, он говорил руками, а Никонова шептала...
Они хохотали, кричали, Лютов
возил его по улицам
в широких санях, запряженных быстрейшими лошадями, и Клим видел, как столбы телеграфа, подпрыгивая
в небо, размешивают
в нем звезды, точно кусочки апельсинной корки
в крюшоне. Это продолжалось четверо суток, а затем Самгин, лежа у себя дома
в постели, вспоминал отдельные моменты длительного кошмара.
Быстро вымыв лицо сына, она
отвела его
в комнату, раздела, уложила
в постель и, закрыв опухший глаз его компрессом, села на стул, внушительно говоря...
В одно прекрасное утро Тарантьев перевез весь его дом к своей куме,
в переулок, на Выборгскую сторону, и Обломов дня три
провел, как давно не
проводил: без
постели, без дивана, обедал у Ольгиной тетки.
Она, пока Вера хворала,
проводила ночи
в старом доме, ложась на диване, против
постели Веры, и караулила ее сон. Но почти всегда случалось так, что обе женщины, думая подстеречь одна другую, видели, что ни та, ни другая не спит.
Больной и без сил, лежа
в версиловской комнате, которую они
отвели для меня, я с болью сознавал, на какой низкой степени бессилия я находился: валялась на
постели какая-то соломинка, а не человек, и не по болезни только, — и как мне это было обидно!
Третью неделю
проводил доктор у
постели больной, переживая шаг за шагом все фазисы болезни. Он сам теперь походил на больного: лицо осунулось, глаза ввалились, кожа потемнела.
В течение первых двух недель доктор не спал и трех ночей.
Смердяков бросился за водой. Старика наконец раздели, снесли
в спальню и уложили
в постель. Голову обвязали ему мокрым полотенцем. Ослабев от коньяку, от сильных ощущений и от побоев, он мигом, только что коснулся подушки,
завел глаза и забылся. Иван Федорович и Алеша вернулись
в залу. Смердяков выносил черепки разбитой вазы, а Григорий стоял у стола, мрачно потупившись.
Да и не до того ему было: старец Зосима, почувствовавший вновь усталость и улегшийся опять
в постель, вдруг,
заводя уже очи, вспомнил о нем и потребовал его к себе.
А дома всех встретили вонючей хлористой известью, «уксусом четырех разбойников» и такой диетой, которая одна без хлору и холеры могла
свести человека
в постель.
В деревнях и маленьких городках у станционных смотрителей есть комната для проезжих.
В больших городах все останавливаются
в гостиницах, и у смотрителей нет ничего для проезжающих. Меня привели
в почтовую канцелярию. Станционный смотритель показал мне свою комнату;
в ней были дети и женщины, больной старик не сходил с
постели, — мне решительно не было угла переодеться. Я написал письмо к жандармскому генералу и просил его
отвести комнату где-нибудь, для того чтоб обогреться и высушить платье.
…Прошли недели две. Мужу было все хуже и хуже,
в половину десятого он просил гостей удаляться, слабость, худоба и боль возрастали. Одним вечером, часов
в девять, я простился с больным. Р. пошла меня
проводить.
В гостиной полный месяц
стлал по полу три косые бледно-фиолетовые полосы. Я открыл окно, воздух был чист и свеж, меня так им и обдало.
Одиноко сидел
в своей пещере перед лампадою схимник и не
сводил очей с святой книги. Уже много лет, как он затворился
в своей пещере. Уже сделал себе и дощатый гроб,
в который ложился спать вместо
постели. Закрыл святой старец свою книгу и стал молиться… Вдруг вбежал человек чудного, страшного вида. Изумился святой схимник
в первый раз и отступил, увидев такого человека. Весь дрожал он, как осиновый лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей; дрожь наводило на душу уродливое его лицо.
Гаврило Жданов, после отъезда Авдиева поступивший-таки
в гимназию, часто приходил ко мне, и, лежа долгими зимними сумерками на
постели в темной комнате, мы вели с ним тихие беседы. Порой он
заводил вполголоса те самые песни, которые пел с Авдиевым.
В темноте звучал один только басок, но
в моем воображении над ним вился и звенел бархатный баритон, так свободно взлетавший на высокие ноты… И сумерки наполнялись ощутительными видениями…
Встав со стула, она медленно передвинулась
в свой угол, легла на
постель и стала вытирать платком вспотевшее лицо. Рука ее двигалась неверно, дважды упала мимо лица на подушку и
провела платком по ней.
Няня,
проводив Ступину, затворила за нею дверь, не запиравшуюся на ключ, и легла на тюфячок, постланный поперек порога. Лиза читала
в постели. По коридору два раза раздались шаги пробежавшей горничной, и
в доме все стихло. Ночь стояла бурная. Ветер со взморья рвал и сердито гудел
в трубах.
Вечером Лихонин с Любкой гуляли по Княжескому саду, слушали музыку, игравшую
в Благородном собрании, и рано возвратились домой. Он
проводил Любку до дверей ее комнаты и сейчас же простился с ней, впрочем, поцеловав ее нежно, по-отечески,
в лоб. Но через десять минут, когда он уже лежал
в постели раздетый и читал государственное право, вдруг Любка, точно кошка, поцарапавшись
в дверь, вошла к нему.
Вихров,
проводив гостей, начал себя чувствовать очень нехорошо. Он лег
в постель; но досада и злоба, доходящие почти до отчаяния, волновали его. Не напиши Мари ему спасительных слов своих, что приедет к нему, — он, пожалуй, бог знает на что бы решился.
Старик Покровский целую ночь
провел в коридоре, у самой двери
в комнату сына; тут ему
постлали какую-то рогожку. Он поминутно входил
в комнату; на него страшно было смотреть. Он был так убит горем, что казался совершенно бесчувственным и бессмысленным. Голова его тряслась от страха. Он сам весь дрожал, и все что-то шептал про себя, о чем-то рассуждал сам с собою. Мне казалось, что он с ума сойдет с горя.
Затем последовала немая и довольно длинная сцена,
в продолжение которой капитан еще раз, протягивая руку, проговорил: «Я очень рад!», а потом встал и начал расшаркиваться. Калинович
проводил его до дверей и, возвратившись
в спальню, бросился
в постель, схватил себя за голову и воскликнул: «Господи, неужели
в жизни, на каждом шагу, надобно лгать и делать подлости?»
Проводить время с Амальхенами было вовсе для моего героя не обычным делом
в жизни: на другой день он пробирался с Гороховой улицы
в свой номер каким-то опозоренным и расстроенным… Возвратившись домой, он тотчас же разделся и бросился на
постель.
В диванной, куда нас
провел Фока и где он
постлал нам
постель, казалось, все — зеркало, ширмы, старый деревянный образ, каждая неровность стены, оклеенной белой бумагой, — все говорило про страдания, про смерть, про то, чего уже больше никогда не будет.
— Ох, устала! — присела она с бессильным видом на жесткую
постель. — Пожалуйста, поставьте сак и сядьте сами на стул. Впрочем, как хотите, вы торчите на глазах. Я у вас на время, пока приищу работу, потому что ничего здесь не знаю и денег не имею. Но если вас стесняю, сделайте одолжение, опять прошу, заявите сейчас же, как и обязаны сделать, если вы честный человек. Я все-таки могу что-нибудь завтра продать и заплатить
в гостинице, а уж
в гостиницу извольте меня
проводить сами… Ох, только я устала!
Тогда все исчезло, и Егор Егорыч стал видеть перед собой окно, диван и
постель, и затем, начав усердно молиться,
провел в том всю ночь до рассвета.
Напротив того, узнав об этом, она тотчас же поехала
в Головлево и, не успев еще вылезти из экипажа, с каким-то ребяческим нетерпением кричала Иудушке: «А ну-ка, ну, старый греховодник! кажи мне, кажи свою кралю!» Целый этот день она
провела в полном удовольствии, потому что Евпраксеюшка сама служила ей за обедом, сама
постелила для нее
постель после обеда, а вечером она играла с Иудушкой и его кралей
в дураки.
Он
отвёл её
в свою горницу и, когда она легла на
постель,
заведя глаза под лоб, уныло отошёл от неё, отодвинутый знакомым ему, солоноватым тёплым запахом, — так пахло от избитого Савки.
Потом он проворно вскочил с
постели, босиком подошел к шкафу, торопливо вытащил известную нам родословную, взял из чернильницы перо,
провел черту от кружка с именем «Алексей», сделал кружок на конце своей черты и
в середине его написал: «Сергей».
Я тли месяца
в постели лезал и послал самую плавдивую залобу, что козел на меня умысленно пуссен за мой патлиотизм, а они на смех
завели дело «о плободании меня козлом с политицескими целями по польской интлиге» и во влемя моей болезни
в Петелбулг статью послали «о полякуюссем козле», а тепель, после того как это напецатано, уж я им нимало не опасен, потому сто сситаюсь сумаседсим и интлиганом.
Василий стоит у машины и читает газету. Григорий стоит у двери и смотрит
в другую комнату. Жадов и Мыкин входят. Григорий их
провожает, стирает со стола и
стелет салфетку.
Но вечером они разговора не
завели; не
завели они этого разговора и на другой, и на третий, и на десятый вечер. Все смелости у них недоставало. Даше, между тем, стало как будто полегче. Она вставала с
постели и ходила по комнате. Доктор был еще два раза, торопил отправлением больной
в Италию и подтрунивал над нерешимостью Анны Михайловны. Приехав
в третий раз, он сказал, что решительно весны упускать нельзя и, поговорив с больной
в очень удобную минуту, сказал ей...
Разговор опять прервался. Рано разошлись по своим комнатам. Завтра,
в восемь часов, нужно было ехать, и Дашу раньше уложили
в постель, чтоб она выспалась хорошенько, чтоб
в силах была
провести целый день
в дороге.
Madame Бюжар побежала к Онучиным. Она знала, что, кроме этого дома, у ее жильцов не было никого знакомого. Благородное семейство еще почивало. Француженка уселась на террасе и терпеливо ожидала. Здесь ее застал Кирилл Сергеевич и обещался тотчас идти к Долинскому. Через час он пришел
в квартиру покойницы вместе со своею сестрою. Долинский по-прежнему сидел над
постелью и неподвижно смотрел на мертвую голову Доры. Глаза ей никто не
завел, и
В самом деле, чрез полчаса я сидел
в санях, двое слуг светили мне на крыльце, а толстой эконом объявил с низким поклоном, будто бы господин его до того огорчился моим внезапным отъездом, что не
в силах встать с
постели и должен отказать себе
в удовольствии
проводить меня за ворота своего дома; но надеется, однако ж, что я на возвратном пути… Я не дал договорить этому бездельнику.
— Обрадуется, мама, — ответила Ида;
проводив Шульцев, уложила старушку
в постель, а сама до самого света просидела у ее изголовья.
Отчего она сегодня так долго не идет? Вот уже три месяца, как я пришел
в себя после того дня. Первое лицо, которое я увидел, было лицо Сони. И с тех пор она
проводит со мной каждый вечер. Это сделалось для нее какой-то службой. Она сидит у моей
постели или у большого кресла, когда я
в силах сидеть, разговаривает со мною, читает вслух газеты и книги. Ее очень огорчает, что я равнодушен к выбору чтения и предоставляю его ей.
— Подожди, подожди, красавица! — восклицает он со смехом. — Куда так скоро? Ты
провела тайком ночь
в постели у своего любезного и еще тепла от его объятий, а мы продрогли от ночной сырости. Будет справедливо, если ты немножко посидишь с нами.
— Полно тебе, полно, Мартын Петрович, — поспешно проговорила матушка, — какая
в том беда? Что ты пол-то замарал? Эка важность! А я вот какое хочу тебе предложение сделать. Слушай!
Отведут тебя теперь
в особую комнату,
постель дадут чистую — ты разденься, умойся, да приляг и усни…
Проводив нежданных гостей, Владимир Сергеич тотчас разделся, лег
в постель и заснул.
Алехин простился и ушел к себе вниз, а гости остались наверху. Им обоим
отвели на ночь большую комнату, где стояли две старые деревянные кровати с резными украшениями и
в углу было распятие из слоновой кости; от их
постелей, широких, прохладных, которые
постилала красивая Пелагея, приятно пахло свежим бельем.
Проводив жениха, Надя пошла к себе наверх, где жила с матерью (нижний этаж занимала бабушка). Внизу,
в зале, стали тушить огни, а Саша все еще сидел и пил чай. Пил он чай всегда подолгу, по-московски, стаканов по семи
в один раз. Наде, когда она разделась и легла
в постель, долго еще было слышно, как внизу убирала прислуга, как сердилась бабуля. Наконец все затихло, и только слышалось изредка, как
в своей комнате, внизу, покашливал басом Саша.
Она упала
в постель, и мелкие, истерические рыдания, мешающие дышать, от которых
сводит руки и ноги, огласили спальню. Вспомнив, что через три-четыре комнаты ночует гость, она спрятала голову под подушку, чтобы заглушить рыдания, но подушка свалилась на пол, и сама она едва не упала, когда нагнулась за ней; потянула она к лицу одеяло, но руки не слушались и судорожно рвали всё, за что она хваталась.
Наконец уехал последний гость. Красный круг на дороге закачался, поплыл
в сторону, сузился и погас — это Василий унес с крыльца лампу.
В прошлые разы обыкновенно,
проводив гостей, Петр Дмитрич и Ольга Михайловна начинали прыгать
в зале друг перед другом, хлопать
в ладоши и петь: «Уехали! уехали! уехали!» Теперь же Ольге Михайловне было не до того. Она пошла
в спальню, разделась и легла
в постель.
Варвара Михайловна сама
проводила свою дочь
в ее тесную девичью комнатку, заставила при себе лечь
в постель, сама повязала на ночь ее чудную головку пестреньким платочком, который шел Наташе к лицу лучше всякой великолепной головной уборки.
Ефимка бывал очень доволен аристократическими воспоминаниями и обыкновенно вечером
в первый праздник, не совсем трезвый, рассказывал кому-нибудь
в грязной и душной кучерской, как было дело, прибавляя: «Ведь подумаешь, какая память у Михаила-то Степановича, помнит что — а ведь это сущая правда, бывало, меня заложит
в салазки, а я
вожу, а он-то знай кнутиком погоняет — ей-богу, — а сколько годов, подумаешь», и он, качая головою, развязывал онучи и засыпал на печи, подложивши свой армяк (
постели он еще не успел
завести в полвека), думая, вероятно, о суете жизни человеческой и о прочности некоторых общественных положений, например дворников.